Подарки жизни

Предстоящее рассмотрение в Конституционном суде обновленного закона о митингах, вновь звучавшая на встрече Путина и Меркель тема Pussi Riot, прошедшие чуть ранее Гайдаровские чтения, где, в частности, прозвучала мысль о резком сокращении в России числа бедных и появлении такого нового феномена, как парадокс “богатые бедные” и их политических воззрения, – все это возвращает нас к правам человека. При этом важно отметить, что речь идет о правах не только политических (свобода собраний, слова, совести), но и экономических (право на труд, на образование и вообще на достойную жизнь).

Сергей Шойгу не просто пообещал ветеранам “всяческую поддержку”, а и заявил что намерен ввести новые должности: помощников командующих войсками военных округов, на которые будут назначаться как раз ветераны. Кроме того, глава оборонного ведомства заявил, что министерство готово принять решения, исправляющие положение в военной медицине, реформирование которой вызывало до этого немало ропота в войсках. Конкретные предложения должны быть сформулированы на расширенном заседании по проблемам военной медицины и ее ресурсному обеспечению, которое намечено уже на 1 декабря.

Гость “Вестей в субботу” – член Совет при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека Ирина Хакамада.

– Ирина Муцуовна, вы ведь ушли из политики?

– Да.

– Возвращение в Совет по правам человека – это возвращение в политику?

– Нет.

– Вам это нужно?

– Нет. Если в этом совете находятся политики, то я считаю, что это ошибка. Я считаю, что этот совет должен быть частью гражданского общества, вести диалог с президентом и рассказывать ему о картинке общества.

– Вас удивило решение Путина взять всех? Там ведь масса партнеров, которые не очень удобны для президента?

– Там масса неудобных и очень удобных. Это – соломоново решение. Хотят – пожалуйста.

– Почему из всего массива того, что вызывает общественное обсуждение, вы выбрали закон об оскорблении религиозных чувств?

– Клерикальное государство и светское государство, как это ни странно, вдруг встало на повестку дня. И это становится очень серьезным. Уже Минобразования выступает с инициативой создать молельные комнаты в школах. Я этого не понимаю. Очень много комментариев со стороны институтов Церкви, много политических замечаний, а также провокаций со стороны тех, кто провоцирует Церковь (возьмем, к примеру, Pussy Riot), и со стороны тех, кто после этого события начал фактически стимулировать другие провокации. Я об этом сказала президенту.

– Вы имеете в виду запреты на рок-оперу?

– Да. Чувства – понятие не юридическое. У каждого они – свои. И все это будет раскручивать агрессию между очень верующими, которые сейчас и спекулируют на этой идее, и неверующими.

– Но чувства от этого не перестают быть оскорбленными?

– Правильно, берегут чувства. Во-первых, уголовная статья. Пять лет – за оскорбление достоинства человека по религиозным мотивам. Мы хотим расширить этот вопрос, тогда мы перестаем быть юристами. И президент, кстати, с этим согласился. Он сказал то же самое, что мы должны беречь, потому что было много репрессий, с чем я тоже согласилась. Да, чувства не являются юридическим понятием. Плохой закон никогда не работает хорошо, поэтому люди просто не понимают, какая у нас сложена печка и что одна искорка – и все загорится.

– Очень актуальный вопрос: свобода в Интернете. Я уверен, что он на совет выйдет не сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра.

– Да.

– Особенно, учитывая события последних дней. Количество странностей в российской Сети зашкаливает. И непотребщина… Но когда закрывают “Либрусек”, где все книжки читают, из-за одного нарушения…

– И при этом не закрывают сайт убийцы Виноградова, который говорит о ненависти. И при этом говорят, нужен закон. А тут без закона. Это опять у нас избирательное исполнение закона. О чем и стоит все время в России вопрос. А у нас есть две беды – не только дурацкие дороги, но и параллельные Интернету две беды. Закон может быть более-менее приличен, но исполнение ужасное, что так повернись, что эдак. Поэтому необходимо очень аккуратно подойти не только к отрегулированию Интернета. Хотя, как мне кажется, его регулировать вообще невозможно, кроме запрета всего, что имеет отношение к педофилии, порнографии и призывам к насилию. Все остальное нельзя трогать, в этом не разобраться.

– Значит, большинство из вновь прибывших в Совет – люди демократических убеждений?

– Да.

– Демократия – это выборность и опора на широкие массы народа, на его большинство. У вас выбрано всего сто тысяч.

– Да.

– Но при этом никто не сомневается в том, что вы – “авангард с ценностями свободы”. Но как соотносится ваша легитимность размером в сто тысяч избирателей в Интернете со 142 миллионами большинства? Думали на эту тему?

– Я думала на эту тему. Демократия в том числе и политическая модель, при которой прислушиваются к меньшинству и очень часто идут навстречу меньшинству, поскольку только меньшинство иногда видит будущее.

– Даже то меньшинство, которое не в состоянии пресечь заведомую планку при выборе в Думу.

– Планки бывают разные. Мы пять процентов пересекали, семь процентов не пересекли. Но я считаю, что в 2003 году, когда мы ничего не пересекли, где-то на пятьдесят процентов это были наши проблемы. Самолет всем известен. Полетали. И много чего другого было. Это наши проблемы.

– Значит, получается, что ваше членство в совете – это очень странный способ ангажировать мыслящее меньшинство?

– Нет, думаю, все намного проще. Это мы умничаем. И президент об этом сказал, и я так предполагала. Очень часто “катят бочку” на Путина, что он не смотрит телевидение, не читает Интернет, а читает только чекистские записки. Предположим, что это так. Я думаю, что это площадка, в которой он получает дополнительную информацию, что реально происходит за стенами Кремля. Я была во власти, я знаю, как быстро все вокруг закрывается. Нужно все время соизмерять, что говорят одни, что – другие. Наша задача – информировать и, может быть, предлагать какие-то решения. Исполнение – как он захочет.

– Несмотря на принятую в России почти что норму в интеллигентной среде?

– Это неправильно. Оппозиция делится на разные лагеря. Если вам нравится улица, вы работаете на улице, митингуете и получаете драйв. Если вам нравится заниматься профессиональной политикой, вы, как Прохоров или Рыжков, создаете партию. Если вам не нравится ни то, ни другое, то вы остаетесь гражданином. Если вы считаете, что можете формулировать пульс общества, то вы передаете это не в политической форме, а в форме диалога. Люди, которые ведут диалог, нужны, потому что никогда нельзя начинать борьбу, если ты не понял, что ты ничего не сделал для того, чтобы не было реального конфликта. Любой конфликт обрушивает благосостояние всех сторон и ни к чему хорошему не приводит.